– Мы будем все время рядом, – сказал Кайл и бодро подмигнул.

– Может в другой раз?

– Пошли, пошли.

Они подхватили ее за руки и с силой бросили в направлении Земли.

– Что за странную семью ты выбрал? – спросил Вирт.

– Обычная семья, швея и учитель, веселые.

– Получше не нашлось?

– От «получше» только испорченный отпуск может быть.

– Вот, родилась. Смотри, какая милая девочка.

– А почему она смотрит на нас?

– А почему не должна?

– Ты что, не заблокировал ей память? Ты рехнулся?

– Да успокойся ты, заблокировал. Ну, может, не все. Слегка оставил, чтобы не свихнулась. Отпуск в дурке не очень, сам проверял.

– А в изоляции для нарушителей устава не проверял?

– Да брось пениться. Никто не узнает.

– Я вот уже узнал.

– Ну и забудь. Помочь?

– Я тебе сейчас сам помогу. Полетели отсюда быстрей!

Ничто не вернется никогда. Каждый твой вздох, каждый удар сердца, взмах ресниц и взгляд. Каждый глоток кофе и кусочек булочки с корицей, каждый твой шаг, каждая мысль и каждое чувство. Все уходит безвозвратно. И никакая сила в мире не заставит это повториться. Поэтому надо жить каждый миг с открытыми глазами и сердцем, жить, как единственный, данный вместо жизни. Жить, чтобы каждое мгновение стало бриллиантом и засияло цепочкой сверкающей нити судьбы в темноте бескрайнего ничто. Потому что только миг реален. Только миг в непостижимой пустоте.

Она закончила вычитку романа. Все можно отправлять в издательство.

Яркая вспышка ослепила глаза. Посреди обуглившихся остатков убранства комнаты стоял ангел.

– А! – закричала Эрика.

Ангел развел руки в стороны и дернул плечами – мол, что поделать.

– Извини.

– Нет, нет, нет, – лепетала она над искаженными остатками, которые раньше были ноутбуком.

– Мне очень жаль, но ты сама все знаешь. В прошлый раз в Византии ты сразу улетела, и я не успел извиниться. Те картины были прекрасны, но запрет на изображение посмертного мира все еще действует.

– Взрыв газа? – спросила Эрика, обводя взглядом разрушенный дом.

– Локальное возгорание неисправной проводки.

– Его никто не прочел, – говорила она, пытаясь найти в обломках жесткий диск.

– Я прочел, – ответил ангел.

Она посмотрела на него.

– Мне понравилось. Особенно купель рожденных душ. Ну что, полетели?

– Как думаешь, мне еще разрешат родиться?

– Вполне. Это же только я знаю, что ты опять взялась за старое. А они блаженно полагают, что при рождении все стирается из памяти. Думают, я вообще случайностями занимаюсь.

Он взял ее за руку, и они исчезли.

***

Нас хорошо приложили по голове, что привело к полной потере памяти. Выкололи глаза, заткнули уши и заперли в маленькой клетке. Когда мы пришли в себя, по какой-то необъяснимой причине стали считать, что знаем, как устроен мир вокруг.

Началась гроза. За окном сверкали молнии, где-то далеко гремели раскаты грома. Молния ударила очень близко, ослепительная вспышка закрыла весь пейзаж за окном. Свет рассеялся, оставив ровный темно-серый фон, на котором зарябили быстро мерцающие разноцветные квадраты.

«Что это?»

Андрей подошел и открыл створку окна. Глубоко вдохнул. В голове прозвучал чужой голос:

– Ты чувствуешь свежую прохладу.

«Ничего не чувствую», – подумал Андрей.

«Расстройство органов чувств?» – подоспела следующая мысль.

«Наверно», – согласился внутренний голос.

«Но с чего вдруг?» – задумался Андрей.

Этот вопрос остался без ответа. Андрей замер и все вокруг исчезло.

– Откатывай до резервной копии! – громко и требовательно звенело в ушах.

– Детальное сохранение было час назад, это безумие, мы потеряем данные… – отвечал ему более высокий, гнусавый голосок.

– Иного выхода нет. Подключим отдел ручной корректировки, пусть работают в аварийном режиме, – продолжал раздавать указания первый голос.

– Но потери будут невосстановимы, – сокрушался гнусавый.

– Нет ничего, что нельзя было бы потерять. Хватит истерить! Такое случается раз в десятилетие, – сказал первый.

– А с этим что делать? У него текстуры и анализаторы повело, – спросил гнусавый.

– Ручками, ручками, – ответил первый.

После долгой и необычайно пустой тишины гнусавый голос вернулся, он напевал мотив:

– Та-та-та-тааа, ты-ты-ты-ты-ты…

Мотив дополнял сухой и быстрый стук по клавишам. После все стихло.

Андрей потер глаза, за окном сверкнуло, началась гроза. Он открыл окно, в комнату ворвался влажный свежий воздух с запахом цветущей вишни. Чувство непонятной потери заполняло сердце. Андрей пытался припомнить, чем он занимался пару минут назад, мысли ускользали, а в голове звучало:

– Та-та-та-тааа, ты-ты-ты-ты-ты…

В мокрой от пота рубашке он лежал на паркете и смотрел в потолок. Они репетировали уже шестой час. Силы покинули тело и не собирались возвращаться. По залу клубился незримый магический дым, рождающий в его голове пару, танцующую в воздухе. Пара была идеальна и неутомима, она кружилась и кружилась, рассыпая цветные эмоции каждым движением. Как заставить тело танцевать, как танцует душа?

Застучали каблуки, рядом с его головой на паркет опустилась бутылка воды. Марина сняла промокшие насквозь трусы, бросила их в пакет, одела запасные, натянула шорты и обмакнулась полотенцем.

«На кой нам этот конкурс?» – думал он, – «Жара тридцать градусов, зал старого дома культуры, не видевший кондиционеров в глаза. Что мы тут делаем?»

– Давай чачу заново.

– Если я сдохну, у тебя не будет партнера на конкурс.

– Найду.

– Не успеешь, неделя осталась.

– Хватит ныть.

Марина включила проигрыватель. Музыка ворвалась в сердце, и ей было невозможно сопротивляться.

Жизнь – лишь момент, когда твоя душа парит в танце; растворяется в глазах любимого; размазывается мазками крови, похожей на краску, по холсту; бежит пальцами по клавишам пианино; скрипит шариковой ручкой по листам бумаги; проникает в изваяние, которое еще не обрело своих контуров; материализуется в коде, творящем новый мир…